О слабых сильных людях

Первый раз у меня дернулась рука об этом написать, когда увидела ядовитый комментарий под постом о реабилитации волонтеров. Что-то на тему «А что – все голодные уже накормлены, раненые вылечены, вдовы обеспечены? Не стыдно о себе думать? »

Второй раз – когда в сети активно обсуждалось самоубийство Юрия Мосина. С основным лейтмотивом «Ну что же никто не помог? Где же были все те, кто пришел на похороны?»

А окончательно созрело сегодня. Цитатой из личного сообщения от одной сильной девушки, которую я безгранично люблю и уважаю : «Спасибо, что спросила вчера про мои дела. Хреново, если честно. Вообще чем дальше, тем глубже. Наверное надо пойти найти таких же как я и спросить, как они живут с этой болью. Либо я схожу с ума, потому что у меня есть две жизни. И та, что внутри, болит и конфликтует с той, что известна всем.»

………………………………………

Так вот. О слабых сильных людях.

Никто не знал, что забег окажется таким длинным. Никто не рвался в герои или спасители страны. Никто не собирался взваливать на себя непосильную ношу. Никто не оказался готов к тому, что жизнь изменится навсегда. Без всяких перспектив вернуться в привычный комфорт.

Сильных людей мало. Настолько мало, что они почти все знают друг друга по именам. Ну в крайнем случае – знакомы через вторые руки. Это даже не 10 процентов. Это меньше. Поэтому тем, кто наблюдает извне, трудно понять что и как с ними происходит.

Я далеко не самый сильный человек. И далеко не самый активный. Но могу говорить только на своем примере. Кто сочтет нужным – расскажет о себе сам. Хотя это и не принято. Мы же сильные.

Я просыпаюсь уставшей. Новый день наваливается на меня оставшимися со вчера проблемами. И списком новых, которые услужливо подбрасывает ФБ и почта. К утру у меня обычно 2-3 десятка сообщений в личке. Раньше было до сотни. Я боюсь нового дня. Каждого. Без исключений. У меня нет праздников и выходных. И отпуска нет. Я просто разучилась отдыхать. Даже если кто-то попробует запихнуть меня на месяц в санаторий или на экзотические острова – я не поеду. Потому что я должна. Неважно кому. Должна и все.

Я ненавижу телефон. Я боюсь снимать трубку, потому что не знаю что еще там услышу. Мне редко звонят просто так. И, если уж совсем честно, звонки «просто так» я тоже не люблю. Мне физически тяжело разговаривать. А часто и просто не о чем. Мало кому интересно слушать чем я занята. А на разговоры о погоде и театре у меня просто нет сил.

Я боюсь людей. По многим причинам. На каком-то этапе я перестала им верить. За эти три года я столько обжигалась, что окончательно уползла в ракушку и не высовываюсь оттуда без необходимости. Есть три человека в пределах досягаемости, которые более-менее знают что со мной происходит и с которыми я могу говорить откровенно. Это – много. Но у каждого из них есть своя жизнь и свои проблемы. Они не могут прожить жизнь за меня. И часто в самые трудные моменты я остаюсь со своими страхами один на один.

Мне снятся кошмары. Ничего кроме повторяющихся кошмаров много месяцев подряд. Не помогает ничто – ни спящий рядом ребенок, ни лошадиные дозы снотворного, ни стакан коньяка на ночь, ничто…

Мой организм отказывается работать в таком режиме. У меня язва, проблемы с сердцем и позвоночником, с нервной системой и зубами. И я ничем себе не помогаю. Не из упрямства. И не по скудоумию. Мне просто страшно. Я боюсь, что если начну лечиться и заниматься собой – я слягу. По-настоящему. И не встану больше никогда. Я отдаю себе отчет, что это неправильно. Но ничего не могу с этим сделать.

Мысли о самоубийстве посещают меня в среднем раз в месяц. Это похоже на приступ мигрени, с которым невозможно бороться. Ты готов на все, что б только остановилась боль. Вот прямо сейчас. Потому что дальше – невозможно. В такие минуты не думаешь ни о чем. Ни о детях, ни о любимом мужчине, ни о родителях. Ты просто хочешь не быть. Это страшно. И я научилась выуживать себя из этого состояния. Потому что за меня это никто не сделает. И потому что никто не будет знать когда в очередной раз я вошла в штопор.

Никто из тех, кто рядом, включая самых близких не понимает что творится у меня внутри. Это и невозможно передать. Тем более, что чем мне хуже – тем шире и беспечнее я улыбаюсь. Тем увереннее говорю, что у меня все хорошо. Тем старательнее крашу брови и ресницы. И никто не знает, что за благополучным фасадом – ничего, кроме океана боли и безостановочного крика. А я продолжаю улыбаться. Крик внутри не слышит никто. Улыбку видят все.

Я рассказываю это не для того, что б меня кто-то пожалел. Боже сохрани. Я осознаю происходящее со мной, я в здравом уме продолжаю жить так, как считаю нужным. Я просто не смогу по-другому. Никогда. И это я тоже осознаю.

Я просто хочу, что б те, кто рядом с нами знали – нас надолго не хватит. Вы уже, пожалуй, не сможете помочь нам, выгоревшим до самого основания и живущим за пределами собственных возможностей. Но вы можете хотя бы попытаться сделать что-то, на что не хватит сил у нас. Мы не всесильные. Мы не железные. Не думайте, что нас на все хватит. Не надейтесь, что мы справимся за себя и за вас.

И в конце повторю. Я не самая сильная. Не самая активная. Я считанные разы бывала «на нуле». Я редко езжу в серую зону. Я не дежурю в госпитале. Я не вожу «груз — 200» и не сообщаю матерям о смерти ребенка. Я не боюсь «зеленки» под домом. Я не общаюсь с жертвами пыток. Я не веду переговоры по пленным. Я много чего не делаю. Но знаю тех, кто живет еще и в этом.

Просто не верьте сильным людям, когда они говорят что у них все в порядке. Это не так. Обнимите, если рядом. Возьмите за руку. Не спрашивая и ничего не объясняя. Кого-то это удержит по эту сторону грани…

P.S. Простите, что длинно…

Леся Литвинова